Том 24. Статьи, речи, приветствия 1907-1928 - Страница 103

103

Людей такого густопсового типа в эмиграции немало, и с ними постепенно сливается Пётр Струве, тоже знаменитость, «бывший» человек, которого когда-то называли «Иоанном Крестителем всех наших возрождений». Он был трубадуром развития русской промышленности. Недавно один из деятелей этой промышленности Гукасов по-хозяйски грубо выгнал его из своей газеты, хотя Струве служил хозяину своему честно и усердно. За Струве следует П.Н.Милюков, профессор, историк культуры, один из организаторов «Комиссии по руководству домашним чтением», в прошлом неутомимый просветитель русского общества, «конституционалист-демократ», затем министр и вообще великий грешник. Ныне он организовал «Республиканское демократическое объединение» и в номере 2302 своей газеты 12/VII 1927 года печатает:

...

«Не требуется, чтобы демос обладал знаниями, необходимыми для того, чтоб разбираться в сложных вопросах законодательства, или был знаком с техникой управления.»

«Не требуется» — напечатано курсивом и, очевидно, для успокоения «объединяемой негодницы». И, должно быть, ей же, негоднице, в угоду он помещает в газете своей множество рассказов о сенсационных убийствах, а также пошлейшие «детективные» романы, которым, конечно, не нашлось бы места в «Речи». Так закончил карьеру свою «просветитель».

Далее А.Ф.Керенский — «Александр Четвёртый». Последний раз я видел этого человека в Зимнем дворце, кажется, в комнате Александра Второго. Помню — он вызвал у меня впечатление юноши в квартире кокотки: юноша только что принёс девственность свою в жертву природе, но уже чувствует себя опытным и удалым распутником. Теперь он пишет однообразно истерическим стилем передовые статьи, проклиная людей, которые не позволили ему усидеть на облюбованном месте. Не знаю, помогает ли теперь, но раньше ему помогал в этом занятии Виктор Чернов, человек, сделанный из одних цитат, причем не очень искусно. Он тоже обижен, ему тоже не дали посидеть на хорошем месте. В жизни его были два чрезвычайно удобных момента, которые открывали перед ним возможность уйти от политики и заняться каким-нибудь другим делом, более посильным для него, — например, открыть небольшую торговлю дешёвыми шляпами. Первый момент — разоблачение его друга и провокатора Азефа, второй — изгнание из Учредительного собрания. Но он почему-то пропустил оба и всё ещё кем-то политически руководит, всё ещё «вождь».

Затем следует назвать Далиных, Талиных, Данов и ещё десятка два бывших людей и бывших социалистов, которых в своё время В.И. Ленин беспощадно трепал за уши. Вся перечисленная публика мучительно надоела друг другу, вся духовно обнищала, изъедена мелкой злостью. Год за годом, изо дня в день она упражняется в хуле и поношении большевиков, делая это уже далеко не так умело и даровито, как когда-то критиковала самодержавный строй, бюрократизм и ужасы русской жизни.

Всю её тайно и явно объединяет только одно желание: чтоб исчезли большевики, а русский рабочий народ поклонился им, «страдающим между собою» за него, — поклонился и попросил:

«Придите княжить и володеть нами».

Напрасное ожидание — не поклонится, не попросит!

Я перечислил этих людей для того, чтоб дать читателю представление, в какой атмосфере живёт, какими людьми воспитывается эмигрантская молодёжь и литераторы-эмигранты.

Следует упомянуть, что «блюстителем благочиния» в литературе эмигрантов служит критик-эстет Юлий Айхенвальд, работающий в газетке «Руль», кажется, самой злой и наиболее бесцеремонно лживой газете «фашистского умонастроения». Айхенвальд поддерживает дух старых литераторов, то есть надувает их, уверяя, что они всё ещё зреют и цветут. Делает он это паточным языком, который напоминает довольно тщательный, но совершенно бездушный перевод с иностранного. Впрочем, иногда он вставляет в однотонную, тусклую речь свою два-три ругательства по адресу большевиков, но это не оживляет мёртвеньких слов. Он хвалит литераторов, пасомых им, за такие «образы», как, например, «голосистый гвоздочек» и «Реомюр, с улыбкой играющий на повышение» и прочие штучки в этом духе: он внимательно следит за «направлением» литераторов. Недавно он прочитал в романе М.А.Осоргина «Сивцев Вражек» умные и верные слова:

...

«Бездарен был бы народ, который в момент решения векового спора не сделал бы опыта полного сокрушения старых и ненавистных идолов, полного пересоздания быта, идеологий, экономических отношений и всего социального уклада. Я презирал бы народ, если бы он не сделал того, что сделал, — остановился бы на полпути и позволил учёным болтунам остричь Россию под английскую гребёнку: парламент, вежливая полиция, причёсанная ложь.»

Критик-эстет тотчас же предупредил автора, что «здесь для многих читателей «Сивцев Вражек» образует непроходимый ров»:

...

«Может быть, не так ещё непроходим он в этом месте, где в своём стремлении к балансу автор не хочет видеть разницы между прошлым девизом, придуманным для солдат: «за веру, царя и отечество», и новым девизом, придуманным для красных солдат: «за социализм и Советскую власть», — слова — одинаково «непонятные и ненужные».

«Не вражек, не овраг, но ров», — пишет он и этим «но ров» ещё раз утверждает моё мнение о плохом его знакомстве с духом русского языка. Он тоже гуманист, христианин, но, работая в человеконенавистнической газетке, не протестует, когда в ней печатаются негодяями «выражения горячего сочувствия горю» матери убийцы П.Л. Войкова и «преклонения пред чистой совестью и благородством» её сына.

103