Том 24. Статьи, речи, приветствия 1907-1928 - Страница 54

Это убеждение выросло на почве долголетних наблюдений моих за усилиями, которые сотни и сотни рабочих, ремесленников, крестьян упрямо тратят в попытках изложить на бумаге свои думы о жизни, свои наблюдения и чувства.

Перед нами — неоспоримый факт: ни одна страна Европы не даёт такого количества писателей-самоучек, как Россия, а после 1906 года масса пишущих неизмеримо возросла.

Здесь не место рассматривать причины этого явления, но мне думается, что в нём главную роль играет историческая и политическая юность русского народа, русского пролетариата. Юность всегда более чутка ко впечатлениям бытия и более идеалистична социально; почвой социального идеализма является у молодой нации, у молодого класса ощущение своей силы, ещё не израсходованной на практические опыты социального переустройства. Именно об этом юном идеализме говорил Карл Каутский в своей статье «Русский и американский рабочий», этот идеализм я и считаю силой, которая толкает сотни единиц к духовному общению с родной им массой, к попыткам литературного творчества.

Запас этой силы изумительно велик. Мы видим, как быстро он приподнял и сплотил пролетариат, недавно ещё подавленный, разгромленный, брошенный интеллигенцией, которая частью истреблена тюрьмой и ссылкой, частью же, изменив интересам пролетариата, пошла на службу буржуазии и ныне безуспешно пытается создать на потребу её идеологию, которая оправдывала бы отношение буржуазии к демократии.

Бодрые силы пролетариата, возрастая количественно, становятся и качеством своим всё более культурными; мы уже можем сказать, что, несмотря на ужасные условия жизни русского рабочего, он постепенно создаёт свою интеллигенцию, выделяя часть своей физической энергии, — претворяет её в энергию психическую, духовную. Вот откуда истекает всё возрастающее среди рабочих стремление к писательству, к литературе. И мне кажется, что пролетарская масса должна всеми средствами, доступными ей, поддерживать тех товарищей, которые, обнаруживая способность к литературной работе, стремятся вооружить себя необходимыми для этой работы знаниями.

Литератор должен знать всё или по крайней мере возможно больше. Он должен уметь выбрать из хаоса впечатлений, из пестрой путаницы чувств объективное, общезначимое, типичное, должен уметь отбросить в сторону узко личное, субъективное как неустойчивое, постоянно изменяющееся и скоропреходящее бесследно. Если он сумеет сделать первое, он создаст произведение художественное и социально важное; если он не сможет сделать второго, он напишет анекдот, лишённый социально-воспитательного значения. Всякое искусство — сознательно и бессознательно — ставит себе целью разбудить в человеке те или иные чувства, воспитать в нём то или иное отношение к данному явлению жизни, — эту же цель вполне сознательно ставят пред собою сторонники так называемого «свободного искусства для искусства» — люди наиболее тенденциозные, несмотря на их отрицательное и враждебное отношение к тенденциям социальным.

Работа литератора крайне трудна: писать рассказы о людях не значит просто «рассказывать», это значит — рисовать людей словами, как рисуют их кистью или карандашом. Необходимо найти наиболее устойчивые черты характера в данном человеке, необходимо понять наиболее глубокий смысл его действий и писать об этом настолько точными, яркими словами, чтобы со страниц книги из-за чёрных её строк, из-за сети слов читатель видел живое лицо человека, чтоб связь чувств и действий героя рассказа казалась ему неоспоримой. Нужно, чтоб читатель чувствовал: всё, прочитанное им, именно так и было, иначе быть не могло.

Настоящее искусство возникает там, где между читателем и автором образуется сердечное доверие друг к другу. Дело писателя — излить в мир, на люди, всё, чем переполнено вместилище его впечатлений, называемое душою. И когда писатель «от души», как перед лучшим своим другом, говорит о радостях и горе нашей жизни, о дурном и хорошем, смешном и подлом её — он будет понят, будет признан читателем за друга своего.

Думаю, что сказанное достаточно ясно рисует трудность литературного дела, достаточно определённо указывает, как много нужно знать писателю, как много нужно ему думать.

Может быть, вам, товарищи, все эти мои рассуждения покажутся излишними на том основании, что они, по условиям жизни писателя-рабочего, неприменимы к нему?

Не соглашусь с этим: чем более мы повысим требования друг к другу, тем выше поднимемся над обыденным, угнетающим нас, тем шире станет область наблюдения над явлениями жизни внутри и вне человека.

В чём же практически могла бы выразиться помощь массы её единицам, которые стремятся говорить с нею о жизни и от лица рабочей массы со всем миром?

Я умолчу о том, что каждый человек нуждается во внимании к нему, что все имеют право на уважение к их труду — это само собою понятно, а особенно — людям труда, создающим или помогающим создавать все ценности жизни, всё, чем гордится культурное человечество. Мне думается, что хорошо бы создать для писателей-самоучек периодическое издание, которое поставит себе целью изучение литературной техники — главного, чего недостает писателю из народа. В этом издании нужно печатать популярные статьи о стиле, об языке, о формах построения рассказа, романа, драмы, о законах стихосложения и т. д.

Тут же следовало бы давать образцовые и подробные критические разборы произведений писателей-самоучек — как со стороны технической, так и со стороны содержания. Это была бы школа, способная многому научить людей, часто очень талантливых, богатых опытом, наблюдательных, но совершенно бессильных сказать ясно и убедительно то, что их волнует и что нам необходимо знать.