Том 24. Статьи, речи, приветствия 1907-1928 - Страница 110

110

Я получаю десятки писем от рабселькоров, от провинциальных литкружков, от «начинающих» писателей. Они единогласно требуют: «Поделитесь вашим опытом, научите писать художественно». Они имеют законнейшее право требовать от старого писателя ознакомления их с техникой работы. К сожалению, я не умею учить, а могу только рассказать, как сам учился, о чём — в скором времени — и расскажу молодёжи. Серьёзность её требований неоспорима, об этом лучше всего говорит сознание молодыми литераторами своей технической слабости, сознание ими трудности и важности дела, за которое они хотят взяться. Людям этим есть что сказать, они — люди «нового опыта», люди, для которых многое из проклятой мещанской старинки уже непонятно, а кое-что уже органически чуждо и враждебно. Не удовлетворяясь писанием корреспонденции и заметок в газеты, «чёрной» работой обличения дрянненьких житейских мелочишек, молодёжь инстинктивно понимает необходимость осветить именно «художественным» словом засорённую почву, на которой произрастает бытовая дрянь и плесень. Однако из этого не следует, что они уклоняются от «чёрной» газетной работы, что им непонятна важность этой работы.

...

«Вы, товарищ, назвали нас «ассенизаторами», — пишет мне один из рабкоров. — Словечко как будто обидное, но, подумав, понимаешь: правильно. Мы — чернорабочие, новые мётлы, которые обязаны чисто вымести из жизни всё плохое. Конечно, на этом деле быстро ошаркаешься, отреплешься, да, но — всё-таки делать его надобно.»

Другой сообщает:

...

«Ясно, что ногтями коросту грязи не соскребёшь, тут требуются горячий пар и кипяток, тут надобно действовать, как Щедрин. Недавно прочёл я две его книги, изд. Госиздата; эх, думаю, вот бы этак научиться писать, хотя у него не всё понятно и язык тяжёлый, а история города Глупова и сказки — замечательно написано.»

Третьему рекомендовали учиться писать у Неверова, и он совершенно правильно говорит:

...

«По-моему, этот писатель вялый и скушный, учиться у него нечему, всё известно, и факты и язык тоже. Мне больше нравится Сергей Семенов и Мамин-Сибиряк, особенно этот, у него книга — как яичко, вред капитализма он понимает насквозь, и красоты достаточно.»

Таких мнений я мог бы привести не три, а десятки, и все они говорят о том, что рабоче-крестьянская масса — как и следовало ожидать — выдвигает из среды своей интеллектуальную силу, которая через десяток лет должна будет взять в свои руки прессу и литературу Союза Советов.

Мне хорошо известно, что среди «начинающих» есть недоумки; они полагают, что уже достаточно учёны и даже гениальны; есть ребята, ошибочно думающие, что «сочинительство» — лёгкий труд; есть уже больные «графоманией»; есть, наконец, парни, которые пишут только красными чернилами, и притом такое:

...

«Вы разрушили мою знаменитую формулу: все люди — свиньи.»

Или пишут:

...

«Вы говорите, что я плохо наблюдаю. О, как я ненавижу этого Тургенева! Он «изволил» тратить своё время на изучение природы.»

Или:

...

«Я знаю, что неуч, но боюсь заразиться буржуазной культурой.»

Есть уже ребята, заявляющие, что могли бы «несколько исправить теорию относительности Эйнштейна», «внести в физическую науку выпрямляющие линии», и вообще есть немало скороспелых учёных, философов и различных пустобрёхов. Большинство их — осколки «общества», разрушенного революцией; человек, который боится «буржуазной» культуры, — сын кожевенного заводчика, поправки к теории Эйнштейна желает внести сын банковского чиновника и т. д. Уродцы такого типа всегда были, основным их качеством является желание поскорее выскочить вперёд, быть заметными во что бы то ни стало. Они, на мой взгляд, не характерны для общей массы тех ребят, которые, по примеру одного философа древности, требуют:

«Бей, но выучи!»

Эти люди заслуживают глубочайшего внимания и всяческой помощи, ибо, повторяю, они — интеллектуальная сила трудового народа, будущие «хорошие» журналисты, писатели, люди революционно-культурного дела и оплот против вновь начинающих квакать лягушек и жаб мещанства.

Бить их — бьют охотно, но учат — плохо и почти всегда — жестоко. Это — один порядок моих впечатлений.

Другой — таков:

Литератор, немолодой, признанный и достаточно возвеличенный, обиженно пишет другому литератору:

«Вы рекомендуете какого-то…»

Книгу «какого-то» писатель не читал и, очевидно, не знает, что о ней были опубликованы положительные отзывы рабочих. Думать надо, что отзывы эти печатались не по соображениям издательским, рекламным. Не читал, но уже с высоты своего величия пренебрежительно именует незнакомого ему «начинающего» — «каким-то».

Факт — ничтожный, будь он единичным. Но, к сожалению, факты этого сорта многочисленны. В них совершенно определённо чувствуется аристократическое отношение признанных и возвеличенных к «начинающим». Лично я считаю этот «аристократизм» мещанством и подозреваю в нём замену литературной совести профессиональной завистью. Чувствуется тут и явное самомнение обласканного мещанина и даже, может быть, его страшок не удержаться на позиции, куда его поставили неосторожные и торопливые критики, убеждённые, что это именно они фабрикуют талантливых и «гениальных» литераторов. Не находя другого слова, я называю «литературной совестью» чувство удовлетворения, возникающее каждый раз, когда масса трудящихся родит и выдвигает ещё одного младенца с признаками таланта в той или иной области труда.

110